И какой дементор только дернул меня подписаться на вчерашнее безобразие с утонченным названием «барбекю»? Впрочем, нет, если посудить объективно, безобразием это назвать довольно сложно, и если отдельные личности решили превратить празднество моей сестры в местный филиал заповедника по разводу взрывозадых скрутов, то это только их личное дело. Однако от этого никак не легче – подобные мероприятие, несмотря ни на что, с раненого детства не вызывали у меня ничего, кроме отторжения, и мне стоило огромных усилий, чтобы заставить себя прийти и на этот небольшой прием Нарциссы. Все ради сестренки, как же ей можно отказать? Глупые детские привычки, оказывается, имеют куда большую силу, чем я предполагала. Правда, при всем при этом мне было довольно трудно скрывать свое раздражение, вызванное необходимостью присутствовать здесь почти до вечера, и я даже не заметила, как потянулась к вину. Обычно я пью очень мало, а если быть до конца откровенной, то не пью вообще, но здесь, казалось, это было единственным выходом, дабы «нечаянно» не разбить что-то о чью-то голову.
Тогда я подозревала, что на утро пожалею о своем необдуманном поступке выпить несколько бокалов вина.  Сейчас же я в этом абсолютно уверена и всей душой жалею о том, что связалась с этим напитком, хотя, на самом деле, и я не подозревала, что после такого небольшого количества алкоголя может настолько гудеть голова. Это было первое, что я ощутила, когда меня медленно, но верно стал покидать сон. Второе же – это отвратительное чувство во рту, словно там передохло несколько поколений кошек хогвартский смотрителей. Почему-то захотелось сплюнуть, и только потом прополоскать рот каким-нибудь приятно пахнущим настоем. Впрочем, слишком тяжелая голова, а еще какое-то неестественно огромное и до излишества несуразное тело тут же воспротивились желанию добраться до шкафчика с зельями. Я попыталась пошевелить ногой, и это тут же отозвалось неприятной тянущей болью во всем теле так, как будто бы я целый вчерашний вечер бегала по горам и отбивалась от преследующих меня авроров, а после попала под горячую руку к горному троллю. Тут же попыталась восстановить в голове картину вчерашнего вечера, и память мне подсказала, что ничего подобного не было. Около десяти вечера, когда все окончательно мне осточертело, я схватила своего мужа, и аппарировала нас обоих в Лестрейндж-Холл (доверять ему самостоятельную аппарацию я не рискнула, так как потом мне совершенно не хотелось мотаться по стране, собирая его расщепленные части тела). Однако странная тяжесть в теле, неприятно ноющие конечности мне совершенно не нравились – или это оказалось последствием того, что происходило перед самым сном? Нет же, ничего особенного не происходило, поэтому это лучше всего тут же исключить из памяти ненужные детали. Хотя, из памяти они исключились довольно быстро, что нельзя сказать о странном тянущем желании в низу живота. Именно в тот же момент я слишком ярко ощутила, что ко мне прижимается теплое тело, а в нос ударил запах чего-то непривычно сладкого – совершенно не похожий на знакомый аромат табака, но в то же время все же что-то мне напоминающий.
Приоткрыв глаза, я не увидела ничего, кроме небольшого, но очень плотно укутанного в одеяла клубка, который, собственно, ко мне и прижимался. Конечно же, меня не могли не смутить его слишком маленькие размеры, так же, как и я не смогла не отметить то, что комок лежит с той стороны кровати, где обычно сплю я.
Все идиотское вино… - почему-то пришла в голову мысль, а после я попыталась поднять голову. Перед глазами тут же все поплыло, и я поспешила уронить ее на подушку. Это движение получилось тоже неестественно неудобным. А еще нарастало щекочущее чувство внизу живота – и почему это вдруг оно стало настолько явным и так стремительно увеличивалось? Нет, конечно, у меня никогда не было с подобным проблем, однако… однако… то, что происходило сейчас, было с л и ш к о м. И, вероятно, мне бы не помешало любыми силами подняться с кровати и посетить душ, иначе могло случиться что-то не слишком приятное. Что именно неприятное, я так и не решила и стала медленно подниматься с кровати. Для этого пришлось выпутаться из почему-то обхвативших меня рук-ног «одеяльного комка», тихонько выругавшись под нос – в тот момент мне почему-то показалось, что голос у меня охрип. А я ведь вчера даже не кричала…
Слегка поморщившись от соприкосновения босых ног с полом, я кое-как поднялась на ноги, чувствуя, что переставляю их с огромным трудом – они кажутся слишком длинными, а тело совершенно неповоротливым. Может, меня вчера кто-то незаметно огрел Конфундусом?
Дойдя до ванной, соединенной со спальней, я почувствовала, что долгожданное спасение душем слишком близко, но вдруг замерла. В большом зеркале на полстены перед моим туманным взглядом предстал мой ненаглядный муженек со странным бестолково-озадаченным выражением, да еще и в чем мать родила…
– Руди, какого драккла… - начала было я, и в тот же момент у Рудольфуса в зеркале выражение лица лицо стало возмущенным, открылся рот, и он стал что-то говорить. Мой голос сорвался, и замолчал и он. Следующее, что заметила, так это то, что в ванной находится он один, а я в зеркале не отражаюсь. Я стала вампиром? Или… нет. Нет. Или я стала… Рудольфусом?..
Мои глаза невольно пустились вниз. То, что я увидела внизу, то, что причинило мне столько странных ощущений, когда я проснулась…
– РУДИ!! – мой голос оказался на удивление громким, и больше напомнил рык взбешенного дикого зверя, чем мой собственный. Или же... не дикого зверя, а моего мужа. А еще в нем явно звучала нескрываемая паника – да и как можно было не паниковать?!

Какое-то время я молча стояла на месте, не в силах пошевелиться и каким-либо образом возродить свои и без того загустевшие сутра и от выпитого накануне мысли. Просто стояла и… смотрела. Смотрела и стояла. Конечно же, это просто последствия алкоголя или заклинания какого-то незадачливого шутника (вычислить, найти и заживо содрать кожу). Это отражение никак не может быть моим. Просто я вижу это лицо слишком часто, вот оно и мерещиться мне в зеркале. На том, что в зеркале видно не только лицо, но и другие, более занимательные части тела, я решила не заострять внимание. Хватит с меня и того, что я в них ощущала. Только подумав об этом, я даже поморщилась – внизу живота снова заныло, и на этот раз куда более неприятно, чем прежде. Я не рискнула снова опустить взгляд, только сильно стиснула зубы.
Естественно, это какой-то отвратительный сон и не более того. Сейчас я ущипну себя и снова проснусь на кровати, на с в о е м месте, а Рудольфус будет лежать р я д о м. Так я и сделала, со всей силы ущипнув себе руку, и в тот же момент не смогла сдержать громкий возглас: кажется, я сжала себе кожу куда сильнее, чем собиралась. Случайно подняла взгляд, и зеркало тут же продемонстрировало мне странное озадаченно-жалобное выражение на лице моего мужа, и, пожалуй, если бы не более насущные проблемы, я бы не смогла сдержать долгосрочного приступа смеха. Сейчас же мне захотелось выдать какую-нибудь одухотворяющую тираду в лучшем стиле моего супруга, и только я открыла рот для этого подвига, как в зеркале таки появилось мое отражение. Очень странное и раскоряченное, но вдруг показавшееся мне таким родным и желанным! Прежде никогда в жизни я не подумала бы, что буду так радоваться собственному отражение – ведь нарцсиссизмом не страдала, о своей внешности пеклась без фанатизма, а здесь… Ощутив усиленное сердцебиение и мгновенный приступ радости, я уже было облегченно вздохнула, но тело ни с того ни с сего заговорило. Я же не произносила ничего. Тело же осведомилось у меня о том, что происходит, да еще с лучшими интонациями моего муженька «я ни драккла не понимаю», что могло свидетельствовать только о ранней или поздней буре. Впрочем, если я действительно не спала, то она назревала так или иначе, но разве я могла хоть раз в жизни уступить ему часть стать инициатором очередного скандала? Даже если бы он стал мной…
Я уже было открыла рот, дабы сказать что-то или спросить в чем дело, но замерла, не в силах нормально реагировать на происходящее. Каким-то неосознанным движением я провела руками по телу, но обнаружила только рельефный торс без малейшего намека на мягкие выпуклости. А в тот же момент «я» проскочила передо мной и стала крутиться перед зеркалом, от чего мне стало совсем не по себе – точнее не мне, а тому, что было внизу живота и явно жило своей, отдельной жизнью. Пришлось отодвинуться назад, а когда мое собственное женское тело повернулось и стало рассматривать эту картину, я не смогла в себе подавить желание прикрыться, но тут же пожалела об этом – тело заныло еще сильнее.
- Белла?
- Твою же мать, Рудольфус! , - почти жалобно прошипела я, но тут же мой взгляд явно приобрел излюбленное фирменное выражение «не подходи, убью». Впрочем, я тут же вспомнила о том, что вряд ли оно возможно в таком положении.
- Ебни меня чем-нибудь, мне надо проснуться, - голос звучал одновременно серьезно и истерично.
Почему-то подумалось, что сделать то, что он попросил, возможно только одним способом, но тут же мне стало не по себе от того, что мне в голову вообще пришла подобная мысль. Тут же захотелось заорать. Истерично и гневно, как могу только я, а потом еще и наброситься на мужа, предположительно застрявшего в моем теле. Но смогла выдавить из себя совсем другое:
- Убери это, - мои руки почти с омерзением указали на гордо возвышающийся орган, и мне пришлось поднять глаза к верху, чтобы не лицезреть эту картину. – Сейчас же.
Мой голос (точнее моего мужа) звучал на удивление спокойно. Ну и, конечно же, это не могло предвещать ничего хорошего.

Бросаю на супруга очередной уничтожающий взгляд. И он это серьезно? Вроде бы в такой ситуации нормальному человеку должно быть не до шуток. А впрочем… речь же идет о моем муже, а тогда и не стоит говорить о нормальности. Конечно же, о себе в этот момент я не думаю, меня куда более волнует ноющее чувство внизу живота, и я точно знаю, что это не желание сходить в туалет. К тому же под четким руководством Рудольфуса. В воображении тут же рисуется картина, как он берет его, направляет, проводит какие-то манипуляции…
Мерлин подери, кажется, от этой мысли мне становится легче, и жар уменьшается. Я даже осмеливаюсь опустить глаза вниз, дуба посмотреть на результаты. К сожалению, это чувство – то ли фикция, то ли полегчало мне совсем незначительно. Мгновенно отвожу взгляд от этого безобразия и хмуро и озадаченно смотрю на мужа.
– Ты вообще сдурел вконец? – только и могу сказать я. Еще мне кажется, что в моем голосе слышаться нотки паники. В то же время я замечаю, как губы Руди, ну… то есть мои губы, которыми сейчас управляет мой муж, едва сдерживаются от того, чтобы не растянуться в улыбке. Все же, это мое тело, и я неплохо знаю, в какие моменты и что с ним происходит.
– Тебе смешно! – очень странно слышать голос моего мужа настолько низким, да еще и украшенный истерическими нотками. На моем, точнее, на его лице сейчас небывалое возмущение. А в следующий миг я буквально подпрыгиваю на месте, кидаясь в сторону душа.
– Холодная вода, лед! Вот что поможет!
По пути поскальзываюсь, не в состоянии свыкнуться со своими слишком длинными ногами и непривычных габаритов тело, и совершенно позорно падаю на пол, больно ударяясь коленкой о мрамор.
– Твою мать, драккла гребанного налево! Да что же это такое!..
До душевой добираюсь уже заметно хромая, стараясь не оборачиваться и не смотреть на мужа – нечего ему доставлять удовольствие его озадаченно физиономией. Мои руки тянутся к крану, дрожащие пальцы откручивают несколько краников, и в тот миг, когда я уже готова переступить через бортик, я резко выпрямляюсь и вскрикиваю от неожиданности. Чувствую жжение в левой руке, и с каждой секундой оно становится все сильнее и сильнее – давно такого не было. Рефлекторно накрываю предплечье, после чего таки оборачиваюсь на мужа, глядя на него еще более обескураженным взглядом.
Мда, если минуту назад я думала, что хуже ничего не может быть, то я ошибалась. Вот что значит хуже, вот что определенно хуже. Вот что такое настоящая катастрофа!
Уже не скрывая паники смотрю на Рудольфуса, пытаясь понять, происходит ли с ним то же самое, что и со мной. А если нет, то чей это вызов – мой или его? Тело-то его, но сущность-то моя, а магия Метки, как мы знаем, привязана к душе.
– А вот это, кажется, уже совсем плохо…

Метка, кажется, горит только сильнее, а Руди толкает меня к бортику ванной. Наверное, в ином случае я бы просто-напросто перелетела через него и хорошенько бы вмазалась в стену лбом, однако размеры тела моего мужа позволяют мне воспринимать толчки моего собственного, как легкие прикосновения. И, если бы не усугубление «нижепоясовой проблемы номер один», я бы даже сказала, что они приятны. Тьху ты, для него, конечно же приятны, не для меня!
Неужели я и в мыслях постепенно превращаюсь в него?! – мелькает в моей голове паническая дума, и приходится несколько раз резко мотнуть головой, чтобы отогнать ее.
Она улетает очень быстро, учитывая, что Руди продолжает запихивать меня в ванную, и на этот раз это получается более успешно. Да, я ударяюсь локтем о стену, после чего следует:
– Мать твою, Лестрейндж, аккуратнее! Как только избавимся от этой хрени, будешь ставить себе синяки сколько угодно, но пока я здесь – будь добр, повремени!
Он тем временем обдает меня щедрой струей воды, отчего временно мое тело неожиданно расслабляется, хотя причинному месту от этого легче не становится. Я ежусь, видя, как волоски на руках становятся дыбом и на лице невольно отражается самое жалобное выражение. Могу поспорить, что даже Руди не способен на такую вот гримасу без помощи моей сущности в его теле. Метка продолжает пылать, и я понимаю, что чем больше пульсаций в предплечье я ощущаю, тем ближе мы с мужем к тому, чтобы хорошенько схлопотать по своим задницам хорошим Круциатусом – если не похуже.
– Только не говори, что за эти несколько минут, пока мы будем собираться на вызов, мне нужно будет себя трахнуть, – почти жалобно говорю я, указывая взглядом вниз. Черт возьми, я уже даже и на это согласна, только бы поскорей отделаться от самовольной жизни этого проклятого органа! При мысли о том, что придется трахнуть саму себя, мне становится не по себе, и, кажется, даже члену приходится легче. Впрочем, когда я снова опускаю на него взгляд, то меня в буквальном смысле передергивает от того, что я вижу. Зажмуриваюсь, надеясь, что больше мне никогда не доведется наблюдать подобную картину. А еще на то, что Руди поможет мне с этим и у него хватит ума об этом никогда в жизни не упоминать. Стараюсь не думать о том, как его – ну, то есть мои небольшие ладошки помогают этому телу и его главному атрибуту избавиться от части проблем, и открываю глаза только тогда, когда чувствую, что проблема решена.
Когда разворачиваюсь, не могу не бросить грозный взгляд на супруга:
– Ели только попробуешь что-то отвесить по этому поводу… – кажется, я раздражаюсь настолько, что голос моего супруга больше походит на шипение.
Далее процесс принятия душа происходит стандартно и более-менее привычно, если не считать, что в этом теле я чувствую себя необычайно неповоротливой и то и дело ударяюсь то о стену, то о крепление для душа, то едва не поскальзываюсь на упавшем мыле.
– Драккл тебя дери, Руди, как ты вообще живешь… – ворчу я, поспешно вылезая за бортик и тянусь к первому попавшемуся полотенцу, чтобы вытереться от холодных капель. К сожалению, избавиться от главной проблемы полностью не удалось, однако заметное облегчение я ощутила.
Оборачиваюсь, смотря на Руди-себя, у меня отвисает челюсть, и первую секунду я даже ничего не могу сказать.
– Черт бы тебя побрал, ты что сделал с моими волосами?! – почти ору я. – Ты намочил их! Ты хоть представляешь, что теперь будет?!
Нет, нельзя сказать, что я так сильно пекусь о своей внешности, вот только волосы – это мое слабое место. Не поддаются ни косметическим чарам, ни каким-либо зельям и волшебным средствам, и от этого я мучаюсь всю свою жизнь.
И, тем временем, я знаю, что нам нужно как можно скорее одеться и оказаться в Малфой-Меноре, иначе, вероятнее всего, скоро чета Лестрейндж исчезнет с лица этого мира. И вряд ли нашего Лорда будет волновать такой нюанс, как мы благополучно перестали быть самими собой.

Все смешивается и превращается в единую смазанную картину: как и то, что я вижу, так и то, что у меня в голове, так и то, что я чувствую. Но точно могу сказать, что на первом месте из всего этого прекрасного букета я испытываю раздражение, приправленное то нарастающей, то становящейся просто невыносимой паникой. Это все боль в Метке – предплечье требовательно пульсирует, а мне так и хочется заорать на нее, чтобы она заткнулась, так как раньше, чем успею, я ничего не успею.
Да еще и это проклятье тело не хочет меня слушать – на выходе из ванной я чуть не сбиваю своего мужа с ног, натыкаясь на него сзади, не в силах рассчитать быстроту собственных движений. Да и вообще не в силах ничего рассчитать.
Пока муж справляется с собственной одеждой, я открываю свою часть шкафа, и вытаскиваю первое попавшееся платье, чулки, трусы, нижний корсет и туфли – думаю, Рудо очень повезло, что я не ношу обувь на слишком высоком каблуке. Впрочем, я не знаю, будут ли для него мои семь-восемь сантиметров являться низкими. Но времени подбирать нечто подходящее нет, и поэтому я выкладываю перед ним то, что ношу каждый день.
– Ты оденешь то, что я тебе скажу, и не будешь спорить, – бросаю я, выкладывая перед мужем свою одежду. – Поворачивайся ко мне спиной!
Мой голос не терпит возражений, вот только выражение лица Руди точно такое же, и, думаю, если бы не спешка и горящие Метки, то в нашем доме произошел бы очередной всемирный скандал с летающей мебелью, и, наверное, летающим моим телом.  Ведь теперь бы меня ничто не сдержало  от того, чтобы хоть раз в жизни швырнуть собственного муженька.
Откидываю эти мысли подальше, подхожу с Рудольфусу, понимая, что из-за известного причандала моя походка совершенно иная и, стоит заметить, ни капли не удобная.
– Делай что тебе говорят, или ты хочешь, чтобы все присутствующие мужики пялились на мои сиськи, которые будут просвечиваться сквозь ткань? – указываю взглядом на перманентно поднятые соски на собственной груди, по воле случая оказавшейся в распоряжении моего супруга. – К тому же учитывая, что на данный момент эта самая грудь будет у тебя, и все взгляды будут прикованы именно к тебе. Или ты хочешь, чтобы мужчины раздевали тебя взглядом?
Думаю, что это тот веский аргумент, который не должен оставить моего супруга равнодушным. Даже два аргумента, но какой из них имеет большее значение, я сказать не могу. Да и это сейчас не важно. Пользуясь его секундным замешательством, я хватаю Рудольфуса за плечи и быстро поворачиваю к себе спиной. Надеюсь, мне удалось рассчитать силу, да и не важно – к синякам моему телу не привыкать.
– Одевай! – кидаю ему трусы и чулки. Будь у нас чуть больше времени, я бы с удовольствием понаблюдала, как муж справляется с этим новым для него атрибутом гардероба. Хотя в снимании их он достиг определенного успеха, а вот об обратном действии…
Когда на моем теле наконец оказывается кружевное белье, я хватаю черный корсет.
– Поднимай руки! – не дожидаясь действия, я по-хозяйски (мое тело, что хочу, то с ним и делаю!) хватаю их и поднимаю. Затем оборачиваю свой торс корсетом, быстро, пусть и не так проворно, как обычно – все же у пальцев Рудольфуса опять же таки больше опыта расстегивания этих крючков, чем застегивания, я закрепляю предмет нижнего белья.
– Все нормально, не жмет? – впрочем, это не важно. Справится.
Тогда поправляю грудь супруга в чашечках, чуть приподнимая ее, чтобы она поддерживалась и выглядывала. (В этот момент чувствую рывок внизу живота, но старательно игнорирую это ощущение).
– С платьем справишься сама… сам! – последнее слово буквально рявкаю и кидаюсь к одежде своего мужа. С этим все не так уж трудно – трусы (снова прикасаться к его члену, как к собственному! Да лучше бы я весь следующий месяц держала его во рту, чем ощущала своим и живущим своей жизнью!), носки, брюки (запутываюсь в штанинах и падаю, правда, на кровать), рубашка (запонки так и не использую, а просто закатываю рукава до середины предплечья) и наконец ботинки и мантия.
Замечаю, что в тот момент, когда к низу моего (его!) живота прислоняется ткань, мне почему-то становится легче. В общем, не думаю, что это надолго. К тому же, чувствую запах – этот прекрасный запах чего-то свежего, сладкого, и становится не по себе, и в то же время так легко и тепло. Не могу понять, что это за аромат, но я определенно где-то слышала его, и он определенно мне нравится. Даже нет, не нравится – сводит с ума.
«Не время».
Трушу головой, и резко направляюсь к двери. Тело слушается меня отвратительно, предплечье горит, но приходится упорно двигаться вперед, дабы через несколько минут не лишиться этого тела и вовсе.
– Да поторапливайся же, – ворчу я уже из коридора, который ведет в гостиную, где камин.
Там меня мой муж настигает, и я зачерпываю горсть Летучего пороха.
– Стараемся делать вид, что все так, как нужно, – тут же говорю мужу. – Меньшее, чего бы мне хотелось, это чтобы слухи об этом казусе расползлись между всем Внутренним Кругом, или еще того хуже – вышли за его пределы. Иначе посмешищем станем.
Впрочем, сомневаюсь, что у нас получится долгое время водить за нос Темного Лорда (наверное, потому что у него этот орган так и не вырос, а на ринопластику не хватает времени и штатных колдомедиков), но все же попытаться стоит. Чего это нам стоит, учитывая, что мы с Рудо вместе всю жизнь и знаем друг друга как облупленных?
Эта мысль успокаивает, но ненадолго. Когда мы оказываемся в каминном зале Ставки, я почти чувствую, как под мою рубашку пробирается холод, а волоски на теле Рудольфуса становятся дыбом. Метка словно бы горит еще сильнее.
Непроизвольно хватаю его за руку, а после, сообразив, радуюсь, что рядом никого не оказалось  - довольно забавным выглядело бы то, что здоровый мужик в ужасе хватается за стоящую рядом жену.
А потом я слышу легкие, но отчетливые шаги и шипение – эти звуки нельзя перепутать ни с чем. Если Лорд зол, то в каком расположении духа сегодня Нагини?